Борьба за независимость Беларуси когда-то представлялась исключительно мужским делом. Да и вообще в прошлые века женщинам в политике якобы было не место. Полута Бодунова была одной из тех, кто решил нарушить эти правила. Она стала одной из первых беларусских женщин-политиков, первой женщиной-министром, одной из руководителей крупной отечественной партии. И именно она вместе с коллегами-мужчинами подписала Третью Уставную грамоту, провозгласившую независимость Беларусской Народной Республики. Рассказываем о том, как эта выдающаяся деятельница боролась за Беларусь и какую огромную цену за это заплатила, столкнувшись с репрессиями от властей, проблемами со здоровьем и в личной жизни и попаданием в психиатрическую клинику.
Изучением биографии Полуты Бодуновой занималась авторитетный беларусский историк Валентина Лебедева, автор исследования «Пакліканая свабодай. Нарыс жыцця і дзейнасці Палуты Бадуновай». При работе над текстом мы пользовались в первую очередь именно этой книгой. Ссылки на другие исследования указаны в тексте.
Из учительницы русского языка — в политики
Полута Бодунова родилась в 1885 году в Новобелице. Тогда это было предместье города Гомеля — в то время уездного центра (аналог современного райцентра). Теперь Новобелица — один из микрорайонов этого города.
Толчком к развитию Гомеля и его превращению в один из крупнейших городов Беларуси стало строительство железной дороги: через населенный пункт прошли две крупные ветки — Либаво-Роменская и Полесская. В 1854-м в нем жили 10,1 тысячи человек, в 1897-м — уже 36,8 тысячи, в 1926-м — 86,4 тысячи. В конце XIX века в городе появились новые предприятия, стала развиваться торговля, открылось пять гимназий, выходило около десятка газет.
Отец Бодуновой арендовал имение под Гомелем — с него и кормилась большая семья с двумя сыновьями и пятью дочерьми. Как отмечала Лебедева, среди сестер именно Полута выделялась стремлением к знаниям и литературными способностями: «Па сямейных ўспамінах, яна магла экспромтам прапанаваць сваім малодшым сёстрам і іхным сяброўкам некалькі варыянтаў школьных сачыненняў на адну і тую ж тэму, пачынала нават пісаць паэму пра гісторыю сям'і».
Настоящее имя Бодуновой — Пелагея. Лебедева упоминает, что ее называли и Полиной. Однако позднее женщина стала отождествлять себя с именем Полута (об этом ниже), так же звали ее единомышленники и противники. Имя прижилось и используется повсеместно — так будем поступать и мы.
Полута получила домашнее образование, затем окончила двухлетнее училище, расположенное в Буйничах под Могилевом. Заведение подчинялось не Министерству просвещения, а православной епархии, поэтому туда было легче попасть (правда, уровень образования был ниже, а общий дух достаточно консервативен). Как отмечала Лебедева, неизвестно, что стало основной причиной такого выбора: религиозность семьи или финансовый фактор.
Выдержав экзамены на звание учительницы русского языка и географии, Бодунова с 1905 года стала преподавать в школах Гомельского уезда. За восемь лет она сменила пять мест работы, пытаясь найти лучшие условия. Cкорее всего, именно в этот период окончательно сформировались взгляды девушки. На нее могло повлиять ежедневное общение с беларусскими крестьянами, которые разговаривали на родном языке. А также тот факт, что Гомель был крупным центром Бунда (еврейской социалистической партии) и Партии социалистов-революционеров (эсеры были общероссийской социалистической партией). Именно к последнему направлению позже примкнет Полута. Но на тот момент ее политические интересы внешне не проявлялись: как пишет Лебедева, в личном деле Бодуновой нет никаких дисциплинарных взысканий.
В 1914-м, когда Полуте было 29 лет, она поступила на Высшие историко-литературные курсы в Санкт-Петербурге (они давали высшее образование). Отучилась три года — и грянула Февральская революция. Монархия пала. Возникло двоевластие: за руководство страной боролись Временное правительство и Советы рабочих и солдатских депутатов. В системе последних в тогдашней столице страны возник Петроградский совет. Туда в качестве делегата слушатели курсов отправили Бодунову — это было ее первое приобщение к большой политике.
Именно тогда, в начале 1917-го, к Полуте окончательно пришло осознание, что она является беларуской. Весной была восстановлена деятельность Беларусской социалистической грамады (БСГ) — первой национальной отечественной партии, появившейся еще в начале ХХ века. Бодунова присоединилась к ней. В марте 1917 года в Минске прошел Съезд беларусских организаций, в том числе БСГ. Его участники приветствовали Временное правительство и впервые высказались за автономию Беларуси в составе демократической России (максимум, на который тогда можно было рассчитывать).
Тем временем революция набирала обороты. Летом того же года Полута вошла в Центральный комитет БСГ и ее президиум — то есть в узкий круг руководителей. Полута попала в круговорот революционных событий. Вот она едет на малую родину, пропагандирует беларусские идеи среди крестьян, солдат и учителей Гомеля и Буда-Кошелево. Вот собирает помощь пострадавшим от войны (Первая мировая еще не закончилась). Выступления Бодуновой не оставляли равнодушными, а одно из них — на Всебеларусском съезде беженцев, который прошел в Москве, — вызвало скандал. «Пасля маіх прамоў на з’ездзе некаторыя маскоўскія беларусы пыталіся ў мяне пашпарт, каб пераканацца, ці я сапраўды праваслаўная, а не каталічка, падасланая езуітамі, як яны казалі. Для іх вуха здавалася дзікім, што Беларусь — гэта не Расія, што беларусы, як нацыя, маюць права на вольнае незалежнае існаванне», — цитирует Лебедева воспоминания Бодуновой.
Впрочем, тогда она еще не ставила Беларусь на первое место. Когда на одном из заседаний ее соратница заявила, что нужно сделать акцент на национальном вопросе, то Полута не согласилась: «Упярод сацыялізм, а пасля нацыя».
Первая женщина-министр
Однако жизнь все расставила на свои места. Как раз тогда, летом 1917 года, представителей беларусского национального движения правых взглядов — например, крупного бизнесмена и экс-депутата российской Госдумы Романа Скирмунта — на время отодвинули с политической сцены. Инициативу взяли на себя левые, в авангарде которых находилась БСГ. Именно люди, стоящие на таких позициях, инициировали созыв Первого Всебеларусского съезда, прошедшего в конце 1917 года в Минске уже при новой власти: в Петрограде Временное правительство свергли большевики. Делегатов на тот съезд выбирали по всей стране и среди национальных беларусских организаций. Была там и Бодунова, которой поручили вопросы помощи беженцам и инвалидам войны.
Это дело имело не только гуманитарный, но и политический смысл. На территории Беларуси и за ее пределами активно работали польские и литовские комиссии, которые регистрировали беженцев как граждан своих стран. Полута разработала проект резолюции с конкретными предложениями о помощи. Но высказаться на пленарном заседании не удалось. Часть делегатов выступала за автономию и даже независимость Беларуси, другие — за связь с Россией. Участники съезда успели признать право беларусов на самоопределение и установление демократической формы правления, после чего большевики разогнали съезд.
Вскоре делегаты встретились нелегально и избрали Раду съезда (105 человек), из которой затем был избран исполком в составе 17 человек. Среди них была и Бодунова, которой поручили дела опеки (речь шла о социальных вопросах).
В тот же период, осенью 1917-го, Полута встретила главную любовь своей жизни — Томаша Гриба.
«Мы спаткаліся з ім на адном з беларускіх з’ездаў воінаў Заходняга фронту. З’езд ужо скончыўся. Заседаў камітэт. <…>. Калі пачаў гаварыць Тамаш (тады я яшчэ ня ведала, што яго так завуць, і яшчэ больш ня ведала, што гэта імя для мяне будзе такім дарагім ў будучыне), я неспадзеўку падняла вочы і глянула на яго. Длінныя каштанавыя валасы, бакі, бледны твар і рэзкай формы схадзячыяся над носам бровы рабілі адразу яго заметным сярод другіх. Самае сільнае ўражанне зрабілі на мяне яго вочы. Пачці неземная дабрата, ціхая грустная насмешка над суетой земной, так і глядзелі з глубіны не то карых, не то шэрых вялікіх вачэй яго. Адразу нешта стукнула мне ў сэрца: о, якія вочы у гэтага чалавека. Якая павінна быць сьвятая і праўдзівая душа — вось каго можна палюбіць да канца», — вспоминала Полута (здесь и далее особенности орфографии частично сохранены).
Как пишет Лебедева, «ці было пачуццё ўзаемным — цяжка меркаваць, але Палута сапраўды „палюбіла да канца“. Лёс назаўсёды паяднаў яе і Тамаша Грыба як аднадумцаў і блізкіх паплечнікаў». Полута иногда даже подписывалась как Бодунова-Гриб, хотя так и не вышла замуж за любимого. Забегая вперед, скажем, что в 1919-м Томаш женился на Павлине Меделке — той самой, которой посвящал свои произведения Янка Купала. Однако Полута сохранила свои чувства до конца жизни.
Вернемся к политике. Большевики понимали, что народ устал воевать, поэтому стремились выйти из Первой мировой. В Бресте начались переговоры с Германией, но в какой-то момент они были сорваны. Тогда немцы перешли в наступление. В ночь на 19 февраля 1918 года советские власти эвакуировались из Минска. В этих условиях Рада вышла из подполья. 21 февраля в Первой Уставной грамоте она провозгласила себя высшей временной властью в Беларуси (до созыва Всебеларусского Учредительного собрания, которое должно было решить судьбу страны), а также сформировала правительство — Народный секретариат. В нем Бодунова возглавила секретариат (говоря современным языком, министерство) опеки. Она оказалась единственной женщиной в этом правительстве. И таким образом стала первой женщиной-министром в беларусской истории.
9 марта исполком Рады во Второй Уставной грамоте объявил Беларусскую Народную Республику, а в ночь с 24 на 25 марта 1918 года после десятичасовых споров была принята Третья Уставная грамота, которая провозгласила независимость БНР. Ее подписала и Полута — единственная женщина среди мужчин.
Возглавляя секретариат опеки, Бодунова разрабатывала документы, проводила заседания, каждый день вела прием посетителей, организовывала беларусские школы и детские ясли, собирала деньги на работу детского дома. «Я працавала на двух-трох, а іншы раз і пяці пасадах бясплатна, атрымліваючы пенсію (зарплату. — Прим. ред.) толькі за сталую школьную працу», — вспоминала она.
Происходившие тогда события повлекли изменения во взглядах Полуты. Еще летом 1917-го она скептически высказывалась относительно перспектив официального использования беларусского языка и издания беларусскоязычной газеты. Однако уже весной 1918 года на заседании Рады БНР Бодунова потребовала перевести выступление представителя польской фракции на беларусский язык. Правда, затем сама стала говорить по-русски, и из зала раздалась реплика: «Перакласці на беларускую!», что вызвало общий смех. Однако начиная с 1919 года большинство своих текстов Бодунова уже писала по-беларусски, а на вопрос о родном языке в анкетах указывала «беларусский». Вероятно, именно в это время она выбрала себе имя — летом 1919 года урожденная Пелагея впервые подписалась Полутой. Так к ней стали обращаться и окружающие, а молодое поколение по аналогии с писательницей Алаизой Пашкевич (Теткой) иногда называло ее «Тетка Полута».
Против Берлина и в оппозиции к руководству БНР
На старте команда Рады БНР была почти полностью социалистической, тон в ней задавали члены все той же БСГ — они выступали с лозунгами свободы, равенства и братства, еще не дискредитированными сторонниками Ленина.
Однако провозглашенную самостоятельность страны требовалось защищать. Это можно было сделать двумя способами. Один из них — с оружием в руках (например, у большевиков, создавших Советскую Россию, была Красная армия). Увы, но БНР так и не смогла сформировать свое войско (хотя такие попытки неоднократно предпринимались). Оставался второй способ — получить признание и защиту со стороны Запада.
В руководство БНР позвали представителей правых (в том числе упоминавшегося выше Скирмунта). По их инициативе 25 апреля — спустя месяц после провозглашения независимости — часть Рады БНР подписала телеграмму немецкому императору Вильгельму II. Напомним, все эти события происходили в условиях немецкой оккупации. Германия поддержала независимость Литвы, Латвии и Украины. Было логичным попробовать эту же комбинацию для Беларуси.
Однако в немецких верхах — как и в целом на Западе — почти ничего не знали о нашей стране. Так что никакого ответа авторы обращения не получили. Телеграмма лишь привела к конфликту в беларусском национальном движении. В знак протеста Бодунова вышла из Народного секретариата и, оставшись в Раде, ушла в оппозицию. Раскололась и БСГ, вместо которой возникли сразу несколько политических партий. Самой крупной из них стала Беларусская партия социалистов-революционеров (БПСР), в руководстве которой оказалась и Полута вместе с Томашем Грибом.
Непосредственной целью партии было изъятие помещичьих земель «без выкупа», создание общегосударственного земельного фонда и последующий раздел земли между крестьянами. Вторым пунктом шло создание независимой Беларуси без поддержки «немецких и московско-большевистских оккупантов» (нормальные отношения с Россией виделись делом будущего, когда после победы социалистической революции должна была возникнуть всемирная федерация наций). В отличие от большевиков, беларусские эсеры уважительно относились к крестьянам и их частной собственности, видели в них движущую силу мировой революции. Это программа пользовалась популярностью: в июле 1918 года у БПСР было 20 тысяч сторонников, тогда как у двух других партий, образованных после раскола БСГ, их было по две тысячи.
Осенью 1918 года немцы, потерпевшие поражение в Первой мировой, ушли с территории Беларуси. За ними пришли большевики. Руководство БНР уехало на Запад, однако эсеры остались в Минске. Новые власти арестовали Полуту, однако спустя сутки выпустили. БНР они не признали, провозгласив свое государство — Беларусскую Советскую Социалистическую Республику (БССР), находящуюся под полным контролем Москвы.
Однако в борьбе за Беларусь у советской власти появился новый соперник. Соседняя Польша восстановила свою государственность и также стала претендовать на наши земли, делая ставку на создание под эгидой Варшавы конфедерации народов бывшей Речи Посполитой. В январе 1919 года началась советско-польская война.
Первоначально эсеры поверили полякам. Это обострило их отношения с большевиками. Члены БПСР перешли на нелегальное положение, их стали арестовывать. Однако уезжать из Беларуси они не хотели и осуждали тех, кто так поступил. Вскоре успех в войне оказался на стороне наших западных соседей, летом 1919-го они захватили Минск и Бобруйск, после чего осенью боевые действия на какое-то время прекратились, и основная часть Беларуси оказалась под польским контролем. Рада БНР и часть актива БПСР тогда находились в Гродно.
Но едва только поляки поняли, что беларусы остаются на идеях независимости — соответствующая резолюция была принята в июне 1919-го на съезде в Вильнюсе, — как арестовали Томаша Гриба, вернувшегося со съезда, и посадили в гродненскую тюрьму. Позже его перевели в Варшаву. Осенью Бодунова ездила из Минска сначала в первый город, затем во второй, пытаясь спасти соратника и объект своей неразделенной любви.
У нее ничего не вышло. Отсидев семь месяцев, Гриб вышел на свободу. Местом жительства ему определили польскую Лодзь с обязательством не возвращаться в Беларусь. Он больше никогда не увидел родную страну и умер в эмиграции в Праге в 1938-м, прожив всего 42 года.
Тем временем Бодунова, став лидером БПСР, пыталась помирить расколотую Раду БНР. «Яны саўсім не ведаюць, што робіцца у нас у Менску, так вяліка іх адарванасць. <…> У Горадне я аставіла просьбу [сябрам Рады БНР] і партыйны прыказ [сябрам БПСР], каб усе партыйныя сілы ехалі працаваць на радзіму, у Менск, я іх тутака ўсіх і ўсё разнясла. Бо яны едуць у Коўна і куды ўгодна, а саўсім забываюць аб Менску», — писала она об эмигрантах Клавдию Дуж-Душевскому, придумавшему БЧБ-флаг.
Переговоры со Сталиным и обман Москвы
В условиях советско-польской войны среди беларусской элиты возник вопрос, как относиться к этому конфликту и на кого ориентироваться в попытках реализовать идеи БНР на практике. Обе армии (и польская, и большевистская) были для местного населения захватническими. Представители Рады, как и призывала Полута, действительно приехали в Минск, тогда находившийся под польским контролем. Однако уже в декабре 1919 года организация раскололась на две структуры.
Первая, Наивысшая («Найвышэйшая») Рада БНР, в состав которой входило прежнее руководство, пыталась делать ставку на Польшу. Группа политиков, которая выступила против них, решила ориентироваться на республики Балтии. После доклада Бодуновой, сделанного на организационном заседании, они назвали себя Народной Радой БНР, а Полута стала ее замглавы. Кстати, предварительные переговоры о создании этой организации проходили на ее минской квартире.
В то время БПСР была самой популярной беларусской партией, которая к тому же опиралась на крестьянские партизанские отряды. Советские власти понимали, что это серьезная сила. В том же декабре в Смоленске они провели переговоры с БПСР и договорились о совместной борьбе с поляками. Ее конкретные формы не определялись, что были на руку Москве. Полута играла в этих переговорах важную роль, ее подпись стояла на соглашении самой первой.
В ответ на сближение БСПР с большевиками поляки начали аресты активистов. Бодунову они смогли схватить лишь в феврале 1920 года и бросили в минскую тюрьму. Потом женщина вспоминала, что еле выжила: «Пасля страшэнных умоў холаду, ад якога я замярзала смяртэльна, і пагрозы тыфусу, ад якога памерла палова арыштаваных».
Через месяц ее отпустили под надзор, и Полута сбежала. Ей пришлось пересечь линию советско-польского фронта, проходящего по территории Беларуси, а для этого перейти разлив реки Березины, часто двигаясь по пояс в холодной мартовской воде. По словам Полуты, «у той час ніводная жывая душа не згаджалася на такі ўцёк, бо палякі вырывалі за гэта вочы, здзекваліся і забівалі».
Попав в Смоленск, она обнаружила, что советские деятели не имели четких планов о будущем нашей страны и хотели решать вопрос по ситуации (тогда как лидеры БПСР настаивали на создании беларусской республики). Тогда Полута отправилась в Москву, где добилась встречи с наркомом (министром) иностранных дел Георгием Чичериным и наркомом по делам национальностей Иосифом Сталиным. Москва подтвердила союз с эсерами. В Народной раде БНР возлагали немалые надежды на перспективы этого сотрудничества — разумеется, при условии, что Москва признает беларусскую республику. Авторитет и роль Бодуновой в беларусском движении в то время выросли максимально, писала Лебедева.
Однако напряженная работа и переход через Березину не прошли даром. Состояние здоровья Полуты резко ухудшилось, и она отправилась на лечение в Латвию, в район современной Юрмалы.
Тем временем советские власти обманули эсеров: заняв летом 1920 года Минск, они отказались выполнять договоренности с недавними союзниками (те требовали созвать конгресс, чтобы решить будущее государственное устройство страны, обеспечить суверенитет Беларуси, создать коалиционное правительство и армию). Вместо этого большевики в июле вновь провозгласили БССР, правда, на территории всего шести районов. А в октябре договорились с поляками о том, что отдают им Западную Беларусь (окончательно решение было оформлено в следующем году в рамках Рижского мира).
Бодунова понимала, что политика не может делаться в эмиграции. Она вернулась в Минск, вновь стала работать учительницей, а также продолжала борьбу за самостоятельную Беларусь. Полута признавала БССР, но критиковала большевистскую политику. После ее агитации делегатами на съезды Советов (тогда еще сохранялась видимость того, что все вопросы решаются там) выбирали именно представителей БПСР.
В такой ситуации власти решают ликвидировать оппозицию. В ночь с 16 на 17 февраля 1921 года были арестованы 860 членов партии, в том числе и Бодунова. Большую часть спустя две недели отпустили, но лидеров оставили за решеткой, переведя в Москву. За месяц Полуту не допрашивали ни разу — в знак протеста она дважды объявляла голодовку. Ее состояние здоровья резко ухудшилось, за нее стали хлопотать даже минские большевики. В августе женщину отпустили. Ситуация была настолько плачевной, что ее сразу же отправили в санаторий. Затем разрешили вернуться в Беларусь, но от политики ей пришлось отойти.
Эмиграция, болезнь и смерть
Разрешение на выезд из страны Бодуновой не давали, а потому под новогоднюю ночь (с 1922 на 1923 год) она нелегально перешла границу и отправилась в тогда польский Вильно. Месяц жизни в нелегальном статусе — и ее арестовали. «Рост 163, шатэнка, вочы блакітныя. Размаўляе па-руску і па-беларуску», — сообщалось в составленной на нее справке. Следующие полгода она провела под арестом — в тюрьмах и на хуторе под Несвижем под надзором польской полиции.
Выйдя на свободу, Полута осела в Праге, где столкнулась с интригами и борьбой между разными группами в эмиграции. Женщина пыталась наладить здоровье, получить высшее образование в местном украинском институте, но все было перечеркнуто очередным потрясением. В условиях большевистской диктатуры партия социалистов-революционеров была вынуждена самоликвидироваться. Это известие стало большим ударом для Бодуновой. Политические и личные неурядицы, предательство бывших товарищей — все вместе в конце концов сломило ее и повергло в психическое расстройство. Новый 1925 год она встретила в больнице для нервных заболеваний в пражском предместье Богница. Сначала она провела там две недели, а потом, с перерывами, и почти весь год.
«На стане Палуты адбіваліся не толькі ўласна хвароба, але і назапашанае гадамі адчуванне адзіноты, адсутнасць блізкіх і родных, сямейнага клопату. Жаночая незапатрабаванасць змешвалася з нерэалізаванымі амбіцыямі, адчуваннем непрызнанасці заслуг і несправядлівасці паплечнікаў», — считала исследовательница биографии Бодуновой.
Тем временем в БССР началась политика беларусизации. Москва вернула республике часть аннексированных ранее восточных земель. Была объявлена амнистия для противников советской власти.
В эмиграции у Полуты не было ни денег, ни возможностей получать необходимую ей ежедневную помощь. С лета 1925 года, узнав о ее бедственном положении, ее сестра в Минске стала хлопотать у властей, чтобы те позволили ей вернуться. Разрешение пришло лишь в январе следующего года. Приехав в Беларусь, Бодунова поселилась у сестры в столице, ездила лечиться в крымские санатории. Это немного улучшило ее состояние, но вернуться к работе она так и не смогла.
В 1930-м начались массовые репрессии среди интеллигенции: власти сфабриковали дело «Саюза вызвалення Беларусі», по которому арестовали многих соратников Полуты. Саму ее не тронули — судя по всему, из-за слабого здоровья. Однако ее сестра для перестраховки уехала в Москву, а Бодунову перевезли в Гомель, на попечение брата, у которого не было собственной семьи. Родные сочли, что там Полуте будет спокойнее. Тем более что Гомель, который только в 1926 году вернули в состав БССР, не считался оплотом «нацдемовщины» (в склонности к ней часто обвиняли представителей национальной культуры) и не привлекал такого пристального внимания НКВД, как Минск, поясняла Лебедева.
Тем не менее положение явно оставалось рискованным. В 1932-м Бодунова обратилась в Международную организацию помощи революционерам (МОПР) и попросила помочь ей выехать из СССР. Но структура полностью контролировалась властями, поэтому Полуте отказали — с аргументом, что МОПР помогает жертвам преследования капиталистов, а она таковой не является. В последующие годы Бодунова жила за счет брата, иногда давала частные уроки, писала стихи и рассказы, которые не печатали местные СМИ.
Казалось, о ней забыли. Но пик репрессий, пришедшийся на 1937-й, не мог пройти мимо. В сентябре 1937-го Полуту арестовали. Она просидела в тюрьме два с половиной месяца, затем последовал первый и единственный допрос, протокол которого занял три страницы. О жизни в СССР ее не спрашивали, но в обвинении указывалось, что Полута «проводила антисоветскую агитацию, проявляла тенденцию снова вернуться в Чехословакию, злобно высказывалась в отношении ВКП(б) (партии большевиков. — Прим. ред.) и Советского правительства».
Эти выводы были сделаны на основании доносов. В 1936-м, стоя в очередях за хлебом, Полута говорила, что партия не заботится о рабочих и думает лишь о своем благополучии. «Идет уничтожение лучших людей, которые завоевали революцию кровью, — [военначальников] Тухачевского, Якира. Но это компартии необходимо, потому что она начинает терять землю под своими ногами, Конституция — ерунда, как и все остальное, для отвода глаз темной массы», — так процитировал ее доносчик незадолго до ареста.
Бодунову перевели в Минск, где ей присудили десять лет лагерей. Однако вместо отправки туда ее оставили в тюрьме и начали новое дело. В мае 1938-го ее приговорили к расстрелу. В исполнение приговор привели лишь полгода спустя, 29 ноября. Место расстрела осталось неизвестным. Полуте было 53 года.
Что происходило в эти полгода между приговором и казнью, неясно (в те времена с расстрелами обычно не затягивали). Как пишет Лебедева, существует версия о тайных колониях для заключенных-смертников в Минске. Они были скрыты даже от большинства сотрудников НКВД. В таких местах содержали самых «ценных» узников, к которым могли применять самые жесткие методы допроса, так как «юридически этих людей уже не существовало». Предположительно, эти колонии были ликвидированы, когда началось расследование «ежовских злоупотреблений» в НКВД. По мнению исследовательницы, полугодовая пауза между приговором и расстрелом и дата смерти Бодуновой указывают на то, что она, как одна из бывших лидеров оппозиции, могла находиться в такой тюрьме. Впрочем, историк Анатолий Сидаревич отмечал, что ее держали попросту в камере смертников.
Так или иначе, за эти полгода Бодунову заставили оговорить родную сестру — ту самую, у которой она жила во второй половине 1920-х. Полуте пришлось дать ложные показания о том, что сестра была активным членом партии эсеров, входила в состав ЦК БПСР и вела антисоветскую деятельность. Ту осудили на пять лет лагерей. Вернуться на родину она смогла только в середине 1950-х годов.
Саму Бодунову реабилитировали на излете существования СССР, в 1989-м.
«Біяграфія Палуты і яе вобраз — гэта вобраз пасіянарнасці і трагізму. Неверагоднага трагізму, — говорила Валентина Лебедева. — Таму што яна заплаціла за свой жыццёвы выбар усім, чым можа заплаціць чалавек наогул. Яна кінула творчасць, а яна ж была вельмі творчая асоба. Яна магла бы самарэалізавацца ў літаратурнай сферы. Яна засталася без асабістага жыцця, без кола блізкіх людзей, пакінутая паплечнікамі і сябрамі. Яна ахвяравала сваім здароўем і наогул жыццём».
В Беларуси до сих пор нет улицы, названной в честь первой женщины-министра, и ее памятника. Однако мы должны понимать, что без БНР, участие в создание которой принимала Полута, с большой долей вероятности не было бы БССР: большевики фактически были вынуждены перехватить инициативу у «националистов», а значит, предложить беларусам не меньше, чем те. А не будь БССР, в 1991-м наша страна наверняка осталась бы в составе России. Так что современная независимая (пусть и со сложностями) Беларусь существует в том числе благодаря Полуте Бодуновой.
Читайте также
